Автор: Вера Ковалевская
2018-08-06
Дорогие друзья! Успехов Вам во всех проектах и начинаниях по поддержке белорусской культуры и искусства! Газпром всегда рядом! – Алексей Миллер, Председатель Правления ПАО «Газпром»1
Газпром трансгаз Беларусь – дочернее предприятие ПАО «Газпром», самый крупный налогоплательщик Минска в 2017 году, а также в январе – феврале 2018 года. До 2007 предприятие контролировалось беларусским государством и до 2013 называлось Белтрансгаз. Из-за тяжелого финансового кризиса правительством Беларуси было принято решение продать магистральный трубопровод, проходящий по территории государства и осуществляющий транзитные поставки российского газа в Европу. В 2007 – 2010 принадлежащий российскому государству Газпром выкупил 50% акций предприятия, а в 2011 – оставшиеся 50%, полностью установив контроль над беларусской газотранспортной системой и став монополистом на беларусском газовом рынке.
«АРТ Корпорейшн» – это центр визуальных и исполнительских искусств, созданный в 2010 году ОАО «Белгазпромбанк» при поддержке Министерства культуры Республики Беларусь. Белгазпромбанк практически полностью принадлежит ПАО «Газпром» и АО «Газпромбанк», которые владеют 99% его акций. «АРТ Корпорейшн» систематически и стабильно занимается проектами в области кино, театра, образования и изобразительного искусства, являясь самым крупным частным спонсором, финансирующим проекты в сфере искусства в Беларуси; а провозглашаемой задачей центра является «оживление и реформирование культурного пространства».2
«Арт-Беларусь», в свою очередь, – часть «АРТ Корпорейшн», развившаяся в отдельный проект на основе корпоративной коллекции Белгазпромбанка. В эту коллекцию попадают работы известных художниц и художников, родившихся в пределах современных границ Беларуси. В описании цели проекта циклически повторяются мысли о том, что существует целостный и непрерывный процесс развития культуры, нарушенный в Беларуси, который необходимо переоткрыть, восстановить, запустить заново; заполнить лакуны в истории и дать новое определение национальной художественной школe3. Коллекция Белгазпромбанка в этом случае является дорогостоящим собранием артефактов, служащим реализации цели. Основой коллекции стала живопись представителей Парижской Школы: Марка Шагала, Хаима Сутина, Михаила Кикоина, Осипа Цадкина и других авторов; впоследствии под лозунгом «возвращения на Родину исторического наследия» в коллекции появились более ста работ, созданных с начала XVI века. Из них 35 теперь являются историко-культурной ценностью Республики Беларусь, а деятельность проекта «Арт-Беларусь» осуществляется на принципах частно-государственного партнерства между Министерством культуры Беларуси и Белгазпромбанком.
Еще одна цель, которую ставит перед собой «Арт-Беларусь» – это придание нового «импульса развития современному белорусскому искусству»4. В 2015 был впервые проведен «Осенний салон с Белгазпромбанком»: самая большая в Беларуси выставка-продажа искусства, где на основе конкурсного отбора могут участвовать художники и художницы, являющиеся гражданами Республики Беларусь младше 40 лет; а также художественные галереи. Банк определяет «Осенний салон» как «проект современного искусства», способствующий развитию местного арт-рынка. В отличие от международного форума театрального искусства «ТЕАРТ», учрежденного в 2011 году; культурного инкубатора OK16, основанного в 2017; международного фестиваля искусства ART-MINSK, планируемого на конец весны 2018 и других проектов «АРТ Корпорейшн», «Белгазпромбанк» навязчиво присутствует в названии ярмарки, словно декларируя ее особенное стратегическое значение.
Большинство покупателей ярмарки – частные лица, которые чаще всего ищут подходящий акцент для интерьера, руководствуясь собственным вкусом; и в этом смысле «Салон» оправдывает свое название, а по содержанию (за редким исключением) не намного отличается от популярных ранее в Минске уличных вернисажей5. Вряд ли можно говорить о стимуляции развития арт-рынка, если в покупке представленного на ярмарке искусства не заинтересованы частные коллекционеры, музеи или галереи. Тем не менее, для того, чтобы показать свои работы в выставочном пространстве в центре Минска на одном из его главных проспектов, не нужно быть ни членом союза художников, ни галерейной художницей, ни искать финансирование для аренды помещения, поэтому многие авторы пользуются этим редким шансом для того, чтобы найти нового зрителя и попытаться оплатить счета.
Несмотря на все внутренние противоречия в устройстве и организации «Осеннего салона», вопросы к самопозиционированию и наполнению ярмарки, «Салон» достаточно сложно игнорировать, учитывая как масштаб деятельности Белгазпромбанка, так и специфику локального поля искусства. Поэтому в ноябре 2017 года мы поговорили с двумя участниками «Осеннего салона» для журнала «Мастацтва» – ежемесячного журнала о белорусской культуре, основанного Министерством культуры Республики Беларусь. Именно этот журнал было интересно использовать как платформу для критического высказывания, так как его аудиторию составляет достаточно широкий круг деятелей в сфере культуры; в том числе работающих как с государственными, так и с частными институциями, и не обязательно в поле современного искусства. Изначальное принятый к публикации текст позже был сокращен вдвое: вычищены были все упоминания о политическом и социальном контексте мероприятия. Официальная причина отказа публиковать оригинальное интервью – этическая. Версия после редакторской правки затрагивала исключительно вопросы формальной стороны искусства, поэтому автором и интервьюируемыми было единогласно принято решение отказаться от публикации.
В связи с изначальными ограничениями по объему текста большинство ответов пришлось сократить, а от некоторых вопросов избавиться вовсе; тем не менее интервью публикуется без дополнений и в том виде, в котором оно было предоставлено журналу «Мастацтва». Вступление к интервью подготовлено специально для Hjärnstorm.
***
Вера Ковалевская: Давайте начнем с истории вашего участия в «Осеннем салоне», индивидуально и как коллектива.
Володя Грамович: Я участвовал в самом первом «Салоне» в 2015 году. Я как раз заканчивал Академию Искусств, а «Осенний cалон» обещал международное жюри, куратора и возможный приз в десять тысяч долларов. Это было все очень интересно, особенно если ты завершаешь образование и думаешь, что нужно где-то выставляться. Я решил, что можно поучаствовать ради эксперимента и попытки посмотреть, что делается, когда приходят большие деньги. Жюри действительно было международным и интересным, с различными взглядами; это все работало на какую-то интригу, контраст и диссонанс: было интересно, что получится, и кого выделит жюри. Я участвовал с серией «Каждый по-своему видит будущее»: это «обои» из литографии с панельными домами, за которые мне впоследствии дали грамоту с формулировкой «за инновационное использование повторяющихся паттернов в конфигурации городского пространства». После в следующем году мы участвовали уже художественным коллективом.
Алеся Житкевич: Наша работа в 2016 году была посвящена художнику как объекту продажи; тому, что в мире искусства иногда важнее подпись художника, чем само произведение. Работа была очень простая и предельно ясная.
ВГ: Наш коллектив «ЗУЦ» – это Алеся Житкевич, я, Дарья Чуприс, Глеб Аманкулов и Алеся Голота. Мы хотели сделать какую-то интервенцию. Придумали работу: наши автографы из монтажной пены. Они выглядели как абстрактные скульптуры или экскременты, мы покрасили их в черный цвет и повесили в зале. Работа называлась «Конденсационные следы» как следы от самолетов в небе. Инсталляция смотрелась интересно: такие автографы-скульптуры якобы подписывали пространство зала. В каталог она также вошла, и странно там смотрится.
АЖ: У нас был внушительный эскиз и все думали, что мы сделаем работу из очень дорогих материалов. Когда организаторы увидели, что это обычная монтажная пена, они разочаровались, а Зименко [куратор «Осеннего cалона» и корпоративной коллекции Белгазпромбанка. – В.К.] и вовсе очень расстроился и сказал, что мы его подвели. Стал советовать, что можно заново из какого-то материала вылить за тысячи долларов – в общем, началось.
ВГ: Это еще раз показывает как легко все абсорбируется. Вот, мол, было бы это из металла хромированного как у Джеффа Кунса, на «Осенний Салон» в Париж завезли бы.
АЖ: Нет, он обещал Венецианскую биеннале.
ВГ: Точно, Биеннале. Но не попали. Упустили момент.
АЖ: Но у нас больше нет группы.
ВГ: Мы распались, можно на этом остановиться. Потому что если бы мы еще поддерживали какие-то связи как коллектив, то возможно бы еще поучаствовали.
АЖ: Я участвовала в 2016 году еще и индивидуально, и это был провальный опыт. Я долго сомневалась подавать ли заявку, но в последний момент все-таки решила отправить. То, как я придумала внедрить их на данное мероприятие, не сработало совсем: я выставляла работы из серии про «Асексуальную Беларусь» и хотела указать цену «0», но в итоге это оказалось невозможным. Я решила не выставляться, но в последний день позвонили организаторы и пригрозили, чтобы я обязательно приносила работы, так как в каталог меня уже включили. И поэтому все свалилось в какую-то кучу – я выставилась просто для отмазки. Этот опыт позволил мне сделать выводы о том, насколько возможно продавать протестные и критические работы, тем более на ярмарке-салоне, и теряют ли они при этом свой аналитический потенциал. Кстати, у меня еще было предложено видео, но его не смогли выставить: у «Салона» не было ни телевизоров, ни проекторов – вот вам и современное искусство. А то, что я представила на продажу работы такого критичного толка, у многих моих коллег вызвало негативные чувства, что логично и я с ними согласна.
ВК: И все-таки, как ты для себя решаешь этот этический вопрос: можно ли продавать критические работы?
АЖ: Продать их можно, но они определенно стирают с себя ту задачу, ради которой были сделаны: высказывание. Оно превращается в спекуляцию. В будущем я сто раз подумаю об этической уместности продажи таких работ.
ВК: Володя, чьей инициативы было твое участие в этом году?
ВГ: Меня пригласила галерея, а их в свою очередь пригласил «Cалон». Сказали, что у нас будет отдельный бокс и я сразу подумал о своем проекте «Памяти народа жить в веках» с разрушенными зданиями из разных частей света. Там есть и изображение Московского автовокзала в Минске, уничтоженного для строительства офиса Газпрома. Мне показалось, что будет интересно воспользоваться шансом выставить не одну работы, и даже не три. Три работы мало что сказали бы в таком контексте, и они смотрелись бы ученическими рисунками – а по сути они в такой технике и выполнены. В результате было семь работ и скульптура «Лавочка Клинтона»: уменьшенная копия памятника в Куропатах, которую вандалы много раз разбивали. Еще у меня было условие, чтобы в каталоге обязательно напечатали работу с Московским автовокзалом.
ВК: В этом смысле очень важен авторитет галереи, которая позволила представить твои работы без цензуры. Иначе ты бы не согласился выставляться?
ВГ: Да, конечно. На «Салоне» каждой работе я дал название. Было написано: «Музей Великой Отечественной войны; разрушен потому, что строился новый музей Великой Отечественной войны» и годы его существования: 1964 – 2014. То же самое и с вокзалом: 1999 – 2014 и причины его сноса. Работа в каталоге была напечатана. И в этом был весь смысл моего участия, потому что для меня это сделало возможным найти и использовать некоторый зазор во всей деструктивной структуре «Cалона».
АЖ: Ты сейчас говоришь про деструктивность эстетическую?
ВГ: И эстетическую и культурную деструктивность.
АЖ: Твоя работа отлично обыграла эту ситуацию с принудительным разрушением и новой стройкой – получилась живая иллюстрация нашей действительности. Поэтому появляется вопрос, который подымал Леша Толстов: насколько с политической точки зрения морально приемлемо участвовать в мероприятии, которое спонсируется российским банком, косвенно поддерживая их внешнюю политику и престиж?6
ВК: Это была как раз одна из тем, которую я хотела затронуть. Переадресую вопросы Толстова: «Вы уверены, что ваше решение сотрудничать не является политическим? Вы уверены, что оно не является легитимацией неоколониализма? Вы уверены, что оно не является поддержкой российского империализма в Беларуси?»
ВГ: Скажем так, я беру на себя ответственность за свое высказывание, как и всегда. Я тоже могу в какой-то момент пожертвовать художественной карьерой ради того, чтобы сказать то, что я хочу сказать. Мое высказывание было направлено на политику Белгазпромбанка (БГПБ) и на политику в современном мире, где культура становится разменной монетой, таким же ресурсом, как калийные удобрения, нефть или золото; на современную экономику, где культура остается таким же средством колониальных отношений. Две моих работы на «Салоне» были посвящены разрушенном во время сирийской войны памятникам. На черном рынке в Сирии ИГИЛ продает награбленные музейные вещи европейским и американским коллекционерам. Покупатели выполняют две функции: пополняют свои коллекции и одновременно делают «доброе дело», спасая эти вещи от войны. Нечто подобное делает БГПБ: государство не занимается культурой, поэтому банк принимает решение «спасать». Но одновременно банк является иностранным актером государства с колониальными амбициями – получается интересная комбинация. Моя серия работ была сделано не для «Осеннего салона». Когда я своим участием и поддержал эту инициативу, то настолько, насколько я хотел показать всю неровность и спорность этого мероприятия. Если останутся триста каталогов с подписью под моей работой, для кого-то это может стать возможностью увидеть ситуацию по-другому. Ясно, что высказывание утонет в шуме выставленного, к этому надо быть готовым; но это все, что я могу позволить себе как художник. Еще я мог позволить себе не участвовать в «Салоне», но в ситуации, где я смог убедиться, что мой ответ не будет подвергнут цензуре, я выбрал второе.
ВК: Как ты относишься к новой грамоте «За художественное высказывание»?
ВГ: Эта грамота – хорошая возможность для какой-либо параллельной самокритичной работы: у меня уже три каталога, две грамоты, видео с открытия «Осеннего салона» и закрытия – документация.
ВК: Алеся, ты обдумывала возможность участия в этом году?
АЖ: Мне не хотелось выставиться, и сомневаюсь, что захочется в следующем. «Салон» уже зарекомендовал себя как цирк. О формировании арт-рынка посредством данного мероприятия и речи идти не может, так как арт-рынок – это регулярный спрос на искусство, конкуренция галерей, заинтересованность коллекционеров, а этого, увы, у нас нет. Если абстрагироваться от экономических и политических вопросов, меня смущает и расстраивает, что уже который год подряд на «Cалоне» буйствует дурной вкус. Это естественный процесс, что китч – передовой стиль в искусстве, но все равно процент хорошего искусства и плохого несопоставим.
ВГ: Я в свою очередь, безусловно считаю «Cалон» профанацией и не очень интересным мероприятием, поэтому снова подчеркну, что свое участие в течение трех лет рассматриваю как эксперимент во времени и не более того.
АЖ: Думаю, Володе как раз удалось использовать «Cалон» как дополнительный инструмент для реализации критического высказывания, в отличие от меня.
ВК: Кстати о профанации и китче. У «Салона» есть фантазия и амбиция работать именно с современным искусством. Какой смысл вкладывается в понятие «современное» не ясно, но это выглядит как «создаваемое современниками».
АЖ: Современный – до сорока лет.7
ВК: Точно. Зачем тем, чья практика лежит в поле современного искусства, включаться в спектакль, если в результате этого выставка-продажа медленно, но зарабатывает авторитет и легитимацию? Можно ли считать такие отношения симметричными даже в случае продажи работ участниками? Каково соотношение позиций власти – кто получает больше выгоды?
АЖ: Мне кажется в этом случае БГПБ воспользовался художниками: и репутация, и прибыль – все бонусы идут им. Мы, художники – такой расходный материал, мне кажется.
ВГ: Важно и то, что многие художники были удовлетворены проведением этого «Cалона» и тем, что они могут продать свои работы и быть напечатанными в каталоге. Больше нет альтернативы, где тебя почти со стопроцентной гарантией выставят. Получается, что «Cалон» хорошо компенсирует отсутствие выставок с таким «широким» мировоззрением и подменяет идею современного искусства. Да, есть люди, которые ничего не видели плохого, они хотели продать свою работу. Это арт-ярмарка, и галерея Ў поучаствовала так, как они участвовали например в Art Fair Vilnius: как отдельный галерейный бокс, с художниками галереи.
АЖ: Тем не менее меня смущает, что на «Cалоне» есть призовые места для участников. Грубо говоря, это намек на премию за определенные художественные заслуги. Мне кажется идет какая-то нелогичная смесь ярмарки, где продаются работы, и – неожиданно – конкурса на лучшую работу.
ВГ: Нечто подобное я наблюдал на ярмарке в Вильнюсе, где также были призы: лучшая галерея, лучший художник и прочее. Но денежных премий не было, была выставка в галерее Вильнюса. На «Салоне» это наделяется другими коннотациями: как будто то же самое, но все наоборот.
АЖ: Выставка более логична: если это вопрос коммерции, если тебя выделяют и выставляют, принося деловые контакты – это одно, а когда дают премию как лучшему художнику – это другое.
ВК: Мне кажется, денежная премия – это способ привлечь участников. Вопрос выживания художников стоит в Беларуси очень остро, и понятно, почему. Это похоже на замкнутый круг.
ВГ: Да, Вера права. Способ работы БГПБ очень хорошо ложится на так называемую «непаханую землю белорусского визуального искусства»: поучаствовали, мы дадим приз 6000 евро на карточке, доступные по 500 рублей в месяц. Знаете это? Их невозможно снять!
АЖ: Эти все премии и стипендии – такая скользкая дорожка…
ВГ: Слушай, я рад за победителей.
АЖ: Нет, конечно это здорово.
ВГ: Я имею в виду, что никак не могу оценить качество этих работ, потому что это «Cалон» – я не шел туда за искусством. Думаю, если кто-то и занимается искусством, то это трудно разглядеть. Там нет явных критериев отбора и все вместе выглядит очень смешно и абсурдно. Хотя, если бы это было более серьезно, то для меня было бы еще меньше смысла участвовать. А так есть этот хаос в каталоге и на выставке, который хорошо иллюстрирует, что сейчас происходит в нашей культуре.
ВК: И все-таки, зачем БГПБ работать с искусством в Беларуси?
АЖ: Зарабатывать престиж. Вкладывать деньги в искусство – это перспективно, это надежное вложение, которое в дальнейшем будет только дорожать.
ВГ: Поэтому они не покупают работы молодых белорусских художников, а только испытанных временем. Если бы хотели показать хороший пример, то собрали коллекцию работ современных белорусских художников, которые еще живы.
АЖ: Но они не могут определиться даже с помощью иностранных экспертов в кого нужно вкладывать деньги. Так как немногие наши художники востребованы на мировом арт-рынке, спроса нет, ценник не растёт вверх, и вложение в них потенциально рискованное.
ВК: Насколько опасна ситуация монополии крупного частного капитала?
АЖ: Если бы такое мероприятие как «Осенний Салон» спонсировали несколько банков, это бы вызвало поляризацию мнений и, возможно, стимулировало создание структуры наподобие художественной институции вне этих конкурирующих банков.
ВГ: Или несколько различных организаций с различным капиталом.
АЖ: Это могло бы позитивно повлиять на культуру в Беларуси в том смысле, что если бы эти игроки в один момент ушли, после них возможно осталась бы уже собранная организация с независимой командой, которая могла продолжить дело. Это оптимальный вариант того, как могло сложиться в случае не монополии, а конкуренции. Но гегемония частного капитала – это всегда нездоровая ситуация.
ВГ: Есть неподготовленность к приходу больших денег в сферу современного искусства: нам трудно это анализировать, потому что их здесь никогда не было. Никто не знает, как выстраивать свои стратегии: с одной стороны ты видишь, что надо как-то критически к этому относится, а с другой стороны – это сложный вопрос, поэтому сейчас мы с тобой и разговариваем. Но от того, что банк занимается собиранием коллекции, и что этим не занимаются государственные институции, он может писать историю и делать акценты там, где им нужно, как это было с выставкой и книгой «Десять веков искусства Беларуси». Это перспективная ниша: зачинатель арт-рынка. Банк занимается театром, делает ОК16, музей, и в планах Арт-Минск – и так покрывает собой все визуальное искусство. Есть опасность, что различных частных инициатив станет меньше: люди готовы работать, но они не могут позволить себе работать за мизерные зарплаты культурного сектора. Вот в этом я вижу проблему: в деятельности гигантского культурного монополиста на этом поле, с которым даже государство и никакие маленькие частные инициативы или институции не смогут конкурировать.
ВК: Какие инструменты анализа влияния крупного частного капитала способны предложить современные художники? Можно спросить, должны ли предлагать, но я исхожу из того, что современный художник – это публичный интеллектуал.
ВГ: В идеале да, но мне кажется, что сейчас такая фигура теряет свои позиции: даже то, что мы поднимаем вопрос об «Осеннем салоне», лишний раз показывает невозможность современных художников, работников культуры и граждан влиять на ситуацию. Поэтому это все нас так больно задевает. Но работать и критически мыслить необходимо продолжать. Нужно создавать структуры, которые будут существовать независимо от любых точек силы.
АЖ: Мы упираемся в то, что у нас нет свободы слова.
ВГ: Это важная проблема, что художника, деятеля культуры не слышат. И радикализация вопроса участия или не участия в мероприятиях, которые делает БГПБ – это в том числе возможность быть услышанным. Только так можно показать свое поле деятельности и свою позицию, чтобы твой логос был выразительным и считан другими. На самом деле и мое участие в «Салоне» можно так трактовать: я хотел, чтобы после меня оставалось какая-то пустота, или какой-то вопрос. И маленькие шаги – например, отказ от участия или солидаризация работников культуры – будут давать результаты.
1 Раздел «О нас» на сайте АРТ Корпорейшн: http://www.artcorporation.by/
2 Там же
3 О проекте «Арт-Беларусь»: http://artbelarus.by/ru/about.html
4 Там же
5 Уличные вернисажи приводятся в пример не для их обсеценивания, но для заострения внимания на несоответствии между самоопределением «Осеннего салона» как «Проекта современного искусства» и искусством, на нем представленным.
6 Разговор идет о посте на Facebook художника Алексея Толстова от 3.11.2017: https://www.facebook.com/aliaxey.talstou/posts/2366550556904072
7 Отсылка к официальным возрастным требованиям к участникам «Осеннего Салона»